User:GreyDragon/DragonOfChaos

Дракон Хаоса

Author: Grey Dragon

---

Целая книга – небольшая, но все же полноценный гримуар, -- посвященная единственному ритуалу: рунному кругу хаоса. Кто и когда спрятал ее в углублении под большим камнем на этой лесной поляне, я не знаю. Впрочем, когда я ее нашел, мне это было безразлично. Нашел я ее случайно, решив устроить себе убежище под валуном, где земля оказалась рыхлой, а не сухой и плотной, как на поляне.

Книга сразу стала моим сокровищем. Переплет у нее был не кожаный, как у молитвенника, который читал священник в деревенской церкви во время богослужений, а из кроваво-красного металла. При этом книга была удивительно легкой. На верхней пластине переплета был отчеканен рисунок: круг со вписанной в него восьмиугольной звездой из дух квадратов, наложенных друг на друга. О магии я знал мало, но, если в мире есть магия и маги, то кое-что о них знают даже в глухом селе далеко от проезжих трактов. Священник в церкви, как положено служителю бога, мог (хоть и не слишком хорошо) исцелять болезни, раны и переломы, лечить скот и отгонять от деревни созданий тьмы – разную мелкую нечисть. Но эта сила была не его – она принадлежала богу, которому молились всей деревней, и возможности священника зависели, прежде всего, от силы молитв. Поэтому, если кто-то болел, или, например, ломал ногу, то всем приходилось собираться в церкви и вместе долго молиться «за здравие», пока священник исцелял болезнь, или перелом.

Сила магов была в них самих и проявляла себя по-разному, в зависимости от того, чему обучался маг. Магом хотел стать каждый, но люди с «магическим ядром» (тем, что отличает дух мага от обычного человека) рождаются крайне редко. Священники умеют чувствовать магическое ядро и всегда сообщают родителям, если у ребенка оно есть. Поэтому я точно знал, что магом мне не стать никогда. Но в десять лет очень хочется верить в невозможное. К тому же, все знали, что сила мага зависит не только от ядра, но и от знаний о магии, которые передавались с помощью книг.

Я точно знал, что нашел книгу о магии. Достаточно было взглянуть на ее переплет, чтобы не сомневаться в этом. К тому же, на ощупь багрово-красный металл был теплым, почти горячим. Поэтому эта книга, первая что я держал в руках за свою недолгую жизнь, сразу стала моим сокровищем. Но символы на переплете книги: круг со вписанной в него звездой, -- наводили на мысль о демонологии, самой темной разновидностью магии, считавшейся даже хуже и опаснее некромантии. Разных страшилок и жутких историй о всевозможных демонах, подчинивших, или пожравших тех, кто рискнул вызвать их из хаоса, знали много в любом селе. И пусть звезда в круге была восьмиугольной (а не в виде перевернутой пентаграммы, которую молва прочно связала с вызовом демонов) да и рун, обязательных для любого ритуала, на рисунке не было, но открывать книгу было страшно.

Страх боролся во мне с искушением на протяжении целой недели – немыслимо долгий срок для десятилетнего мальчишки, -- но затем я все же открыл книгу. В этот момент я услышал очень громкий шум, похожий на гудение пчелиного роя, а голова словно взорвалась от невыносимой боли. Я выронил книгу и закричал, упав на землю, но сознания так и не потерял. Я мог лишь кататься по земле и кричать от боли, пока шум в голове и эта боль не исчезли сами по себе. Зато когда я, отдышавшись, снова взял книгу в руки, то отлично понимал текст, написанный на страницах из плотного коричневого пергамента (пергамент мне приходилось видеть в молитвеннике священника), хотя написан он был не на имперском (который я видел в том же молитвеннике), на котором я все равно не умел ни читать, ни писать – обучение стоило слишком дорого, хотя хороший плотник, как мой отец, человек в селе не самый бедный.

Листая книгу и читая все, что было на ее тонких и прочных страницах, я вскоре узнал, что столь болезненным и откровенно страшным способом выучил древний язык магов, на котором была написана книга. Ее неведомый создатель позаботился, чтобы всякий открывший ее сумел ее прочитать. Куда сложнее было понять, о чем была эта книга. Но постепенно, раз за разом перечитывая ее, когда появлялось свободное время и возможность убежать в лес, я уяснил название ритуала, который описывался в книге. Затем с трудом смог понять, что он предназначен для изменения самого себя путем обращения к хаосу – книга все же была по демонологии, как и следовало из рисунка на переплете, хотя в тексте упоминалась лишь магия хаоса.

Постепенно, становясь старше, я, помимо собственной воли, собирал крупицы знаний об этой разновидности магии и, перечитывая книгу, понимал уже чуточку больше. При этом, как это ни странно, лучшим, по истине бесценным, источником информации о демонах и магии хаоса оказались проповеди и молитвы сельского священника. Большинство людей обращали внимание на нечто совсем иное. Я же, невольно сравнивая рассказы священника о «хаосе и его демонах» с текстом книги, улавливал именно то, что помогало мне уловить хотя бы часть ее смысла.

Таким образом, я на удивление быстро понял основную идею ритуала, который описывался в книге. Возможно причиной тому пытливый детский ум, не обремененный знаниями и опытом. А может то, что мне очень понравилась возможность изменится, стать кем-то другим, о которой говорилось в книге. В десять лет я искренне верил, что любая другая жизнь будет интереснее и лучше моей, которую я уже знал, и которая мне не нравилась.

Центром ритуала являлась большая и сложная руна, означающая чистый хаос. В книге не раз говорилось, что это не простой хаос, а те его части, или моменты его существование, где нет ничего, кроме самого хаоса. И, прежде всего, нет демонов и их миров (созданных эмоциями и страхом смертных живущих в мирах порядка), а так же других существ, обитающих в хаосе, которые могут быть даже страшнее и опаснее демонов. Рисунок на переплете книги был внешним контуром ритуала. Круг препятствовал прорыву хаоса за границы ритуала – в упорядоченный материальный мир, а восьмиугольная звезда, со множеством символов в треугольниках, образованных ее лучами, -- отбрасывала энергию хаоса назад, направляя ее на заклинателя, стоящего на центральной руне.

На переплете этих рун не было потому, что руны хаоса опасны уже сами по себе. Даже рисунки чернилами на страницах книги были уже опасны, поэтому они были в буквальном смысле заперты вначале в специальный пергамент, а затем в металлический переплет со сдерживающим контуром, выбитым на металле, который был отнюдь не украшением.

Между восьмиугольной звездой и центральной руной ритуала располагался сложный рисунок из других хаотических рун, о котором в книге было сказано, что им часто пользуются демонопоклонники, почитающие демонов ада из круга желаний и похоти. Они нужны для того, чтобы подчинить разум и саму суть человека одному единственному желанию. Демонопоклонникам это было нужно для того, чтобы заставить людей желать чего-то, что могут дать им только демоны, которым они поклоняются. В ритуале, описанном в книге, те же руны применялись для того, чтобы подчинить суть заклинателя выбранному им изменению. В книге говорилось о том, что хаос стремится изменять все и вся, но при этом, если речь идет о чистом хаосе, ему все равно, что и как именно менять, поэтому, если чистый хаос в момент призыва соприкоснется с сутью заклинателя, полностью подчиненной желанию единственного изменения, он изменит ее именно так.

Плохо лишь то, что в следующий момент хаос захочет снова изменить свое творение. Чистый хаос не хорош и не плох так же, как он чужд добра и зла – он лишь бесконечно изменчив и настолько же бесконечен. Так говорилось в книге. Поэтому, обретя желаемое, с помощью ритуала нужно было успеть разорвать с ним связь и покинуть круг до того, как хаос изменит тебя опять. Риск огромен, но и возможности очень велики. Сам ритуал построен таким образом, что, лишившись контроля, он сворачивается внутрь себя, проваливаясь в чистый хаос, где перестает существовать.

Конечно, ритуалы, подобные этому, не могут быть стабильны и однозначны в силу самой сути хаоса, но успех этого ритуала строился отнюдь не на рунах и, тем более, не на мастерстве заклинателя, а на желаниях и эмоциях, которые становятся абсолютными для того, кто проводит ритуал: в таком состоянии то и другое – лучший и самый естественный путь создать что-либо из чистого хаоса. Этот ритуал, в отличии от ритуалов магов хаоса, демонологов и демонопоклонников, не ставит целью подчинить, хотя бы на время, изменчивый и непокорный хаос своей воле: он словно предлагает чистому хаосу поиграть в новую игру, приняв конкретную форму и связав с ней суть заклинателя.

Все это описывалось в книге очень подробно и, вместе с тем, в очень простых выражениях, словно автор писал книгу не для другого мага, а для сельского мальчишки, вроде меня. Только благодаря этому мне удалось понять смысл с помощью той обрывочной информации, которая была мне доступна.

Еще в книге столь же подробно описывалось, как следует создавать ритуальный круг. При этом автор исходил из того, что читатель не то что писать, но и рисовать не умеет, а из инструментов у него есть лишь сухая земля под ногами, бечевка, деревянные колышки, и самодельный деревянный циркуль. Шаг за шагом книга учила, как начертить нужный угол, или изгиб, с помощью всего этого и рисунков на страницах книги. При этом постоянно повторялось, что точность очень важна и любая ошибка приведет к непредсказуемым последствиям.

Мне очень повезло в том, что отец был все же не простым пахарем, а сельским плотником. Он с детства учил старших братьев, а затем и меня, обработке дерева ножом и другим нехитрым инструментом, как и прочим премудростям и хитростям своего ремесла. В том числе он учил чертить форму деревянных деталей тем нехитрым способом, который описывался в книге, и, хотя я узнал для себя много нового, вскоре я был уверен, что начертить ритуальный круг со всеми рунами сумею в любой момент. Нужно было лишь решиться на это.

После черчения круга все его линии и руны следовало выжечь на земле пламенем хаоса. Для этого нужно было быть магом и, вдобавок уметь работать с этой непокорной стихией. Но ритуал, описанный в книге, был построен таким образом, что для той же цели достаточно было лишь смелости и твердости руки. Стоило встать на центральную руну еще не завершенного ритуала, и она начинала понемногу вытягивать жизненную силу, столь же медленно вливая чистый хаос в энергетическое тело заклинателя -- с этой минуты пути назад не было: спастись от воздействия хаоса можно было лишь за счет превращения, которым завершался ритуал, -- но проявлялось это, прежде всего, в том, что на кончиках пальцев вспыхивали огоньки пламени хаоса.

Некоторое время они были не слишком опасны. За это время нужно было успеть вычертить горящими пальцами линии и руны ритуала, а затем направить в них усиливающийся поток хаотической стихии, активируя весь ритуал. Признаком удачной активации было угасание пламени в линиях и рунах ритуала и багрово-красный свет, которым они загорались. Затем начинали действовать руны, подчиняющие разум заклинателя и нужно было успеть сконцентрироваться на желаемом превращении. При этом не нужно было представлять его слишком детально. Куда важнее были желание, сила и искренность чувств.

Этот момент был описан в книге особо подробно и красочно. Настолько, что я словно переживал его каждый раз, читая эти строки, после того, как уяснил их смысл. В конце книги говорилось о том, как спастись из ритуального круга, избежав дальнейших изменений, в зависимости от того, в кого именно ты хочешь превратиться. Прежде всего, говорилось о том, что нужно делать, если ты стал сильным магом с уже пробужденной магией: видимо это желание встречалось чаще других. При этом, чаще всего, в памяти имелись различные знания о магии и умения ее применять, ведь они были частью сути мага. Но ни знания, ни умения в принципе не могут быть полными так же, как сила мага, и автор дал много советов, как все это следует развивать, чтобы не стать слугой, или рабом другого мага, или существ вроде демонов. Кое-что имелось и для тех, кого привлекал путь воина, или вершины в каком-то ремесле.

Так же автор рассказывал о различных обитателях хаоса и различных миров порядка, об их силе и возможностях, и о том, в кого действительно можно превратиться: многие существа хаоса, или миров порядка, хоть и были вполне реальны, но были слишком могущественны, чтобы можно было просто так превратиться в одно из них, -- примером тому были боги миров порядка и архидемоны планов хаоса. Тем не менее, о них говорилось вскользь – автор лишь описывал их, давая читателю возможность желать того, чего он прежде не знал.

Куда подробнее в последнем разделе говорилось о драконах хаоса. Эти удивительные существа в равной степени сочетали в себе порядок и хаос, поэтому не принадлежали ни тому, ни другому, и были частью обоих сразу. При этом их энергетическая суть: то что маги называю энергетическим телом, а воины – внутренней энергией, -- состоит из чистого хаоса и способно в нем существовать. А физическое тело воплощает в себе порядок и способно существовать в упорядоченных мирах и планах. Если дракон погружается в бесконечный хаос, его энергетическое тело словно всплывает наружу, укрывая собой материальное, благодаря чему он способен существовать там, где материи просто нет места, ведь она слишком статична. При этом скрытая материальность дает дракону куда большую выносливость, живучесть и силу, в сравнении с энергетическими существами хаоса во всем, что так, или иначе напоминает взаимодействие с материальным миром. В мирах порядка тело дракона так же превосходит любые его творения, а хаотическая энергетика, скрываясь внутри него, питает материальное тело, делая его изменчивым подобно существам хаоса даже в упорядоченном мире. При этом упорядоченный мир не выталкивает материальное тело и все, что скрыто внутри, как хаос не меняет материальность, скрытую энергетическим телом.

Дракон хаоса изменчив, как сама первозданная стихия, но может держать любую конечную форму сколько ему угодно, как истинное существо порядка. Однако лишь в своей истинной форме он обладает всеми природными возможностями. Прежде всего, это проявляется в том, как дракону подчиняется хаос: он способен вылепить из этой стихии все, что способен вообразить, и поддерживать любую конструкцию, сколько того захочет. Объясняется это тем, что в любом окружении (хаоса, или порядка) его внутренняя энергия чистого хаоса взаимодействует с телом, воплощающим в себе порядок.

Поэтому дракон хаоса, в истинном своем облике, подобен идеальному магу хаоса. В то же время, он воплощает в себе достоинства сильнейших существ, порожденных хаосом и мирами порядка, и при этом лишен их недостатков. При этом ему далеко до богов и других подобных существ, благодаря чему они его не боятся и не слишком стремятся уничтожить, но важнее всего то, что, в отличие от богов и архидемонов, дракон хаоса свободен и независим, стоя к ним ближе других по своим возможностям и силе. От тех же существ, что свободно плавают в хаосе, пожирая все на своем пути, его отличает разум и стремление к знаниям, которые часто доступны ему уже в силу его природы.

Обычно все, что поглощает дракон хаоса, перемалывается чистым хаосом в его энергетическом теле и превращается в ту же энергию, питая его напрямую, но в мирах, где это сильно противоречит их природе, дракон хаоса способен поглощать воздух, воду и пищу своим физическим телом, питая в равной мере и его, и скрытую в нем энергетику. В мирах порядка она проявляет себя подобно различной магии и телесным энергиям, существующим в них, если не используется напрямую, как магия хаоса. Внутренняя энергия дракона огромна по меркам большинства миров порядка, поэтому его причисляют к существам хаоса. Но если ее все же не достаточно, он может увеличить ее, поглощая все способное служить пищей. Оперируя внешней энергией дракон хаоса теряет полный контроль над ней, поэтому чаще всего стремиться просто поглотить ее, питая внутреннюю энергетику, а затем использовать уже ее возможности, что может быть как преимуществом, так и недостатком, в зависимости от обстоятельств.

В истинном облике, в окружении мира порядка, дракон хаоса (судя по изображению в книге) похож на крылатых рептилий из легенд моего мира, которых тоже называли драконами. Но пасть его кажется бездонной, а количеству и остроте зубов позавидует любой демон. Чешуя ромбической формы, с острыми вершинами и ребрами покрывает тело в два слоя: нижний слой защищает кожу, а верхний способен топорщится, как своеобразные колючки, способные отлично проводить внутреннюю энергию хаоса в любом виде. Особенно сильно чешуя верхнего слоя выражена вдоль хребта, хвоста и шеи, создавая одновременно оружие и очень надежную защиту. Кожа дракона гибкая и эластичная, но даже сама по себе является надежной защитой, пропитанной энергией хаоса. Перепонки крыльев ничем ей не уступают, к тому же их, как и кожу покрывает два слоя чешуи, поэтому их сложно назвать уязвимыми, как у драконов из наших легенд. Когти на лапах огромны, но способны бесследно прятаться в пальцы дракона. Они так же отлично проводят внутреннюю энергию чистого хаоса, что делает их смертельно опасным оружием и, в то же время, отличным инструментом, например для нанесения рун, пропитанных той, или иной магией. Главное оружие дракона хаоса – его пасть, способная поглотить очень многое. Зубы, пропитанные магией, служат, прежде всего, оружием: жевать пищу дракону не нужно. Кроме того, глотка и пасть служат для быстрого выброса мощных магических структур и конструкций. Для той же цели дракон может использовать крылья, если магию нужно пустить не потоком, или пучком, а широким фронтом. Для создания тонких лучей энергии используются ноздри и глаза, а для тонких манипуляций – лапы и когти на пальцах. Хвост тоже смертоносное оружие, особенно удобное для создания заклинаний подобных плети. Заклинания, подобные лезвиям, очень удобно концентрировать на когтях, зубах и чешуе верхнего слоя.

Глаза дракона хаоса полностью черные, подобно глазам многих существ хаоса, а кожа, перепонки крыльев, зубы, когти и чешуя – серые: подобно равномерному смешению порядка и чистого хаоса. Язык, напоминающий змеиный, тоже черный и может произвольно удлиняться. Он вполне может утаскивать пищу в пасть, но, прежде всего это орган столь же чувствительный к прикосновению материального и магического, как прочие чувства дракона к тому, что они воспринимают. Кожа и перепонки, не смотря на покров из чешуи, тоже очень чувствительны к окружающей среде, как материальной, так и энергетической.

Чаще других изменений дракон хаоса меняет размер, оставаясь в истинном облике. Становясь больше, его тело становится сильнее, а энергетика способна создавать более мощный поток чистого хаоса за единицу времени. Становясь меньше истинных размеров, дракон слабеет, но не сразу, а как бы рывками: по достижении определенного критического размера. Кроме того, дракон хаоса способен с огромной скоростью выращивать из своего тела щупальца различной длины и толщины, обладающие силой и прочностью истинных порождений хаоса (подобно щупальцам демонический палачей). Для него это не изменение облика, а природная способность, которую дракон применяет для передвижения, ловли добычи, или сражений с более сильным противником, где истинный облик сам по себе не эффективен.

Несмотря на свою изменчивость, драконы хаоса имеют два пола подобно людям и свободно могут менять облик лишь в пределах своего пола (зависящего от самосознания), либо обликов бесполых существ. И это очень радовало меня. Почему-то мне всегда казались особенно отвратительными демоны и прочие твари, меняющие пол, или же вовсе многополые. К тому же, драконы хаоса очень редки, как в самом хаосе, так и в мирах порядка, и это тоже привлекало меня. Мне совершенно не хотелось состязаться в силе и способностях с себе подобными, а о возможности найти себе пару я не задумывался в силу возраста.

Я столько раз перечитывал последнюю главу книги, где говорилось об этом, что со временем облик дракона хаоса стал казаться мне более реальным, чем мой собственный, стоило мне лишь снова углубится в чтение. Возможно, автор книги этого и добивался. Как бы то ни было, но все остальное, о чем он писал в конце книги, для меня словно перестало существовать. Я хотел быть лишь драконом хаоса и не променял бы этот облик даже на силу бога. К тому же, принадлежность одновременно к порядку и к хаосу делала драконов хаоса в чем-то подобными людям, ведь они, как и все сущее, изначально были частью чистого хаоса, но, в то же время, были созданы первыми богами порядка и несли в себе его искру. Поэтому такое превращение было, возможно, меньше (и легче) других, упомянутых в последней главе книги.

Но одно дело понимать это и желать обрести новый облик, и совсем другое – решиться встать в центре ритуала магии хаоса, даже не будучи магом и не имея возможности отступит. Искушение и страх снова боролись во мне так же, как когда я нашел книгу. При этом я знал, что, даже просто обратившись в дракона хаоса, узнаю о магии неизмеримо больше, и это был огромный соблазн, ведь изначально я хотел стать магом. Но помнил я и ту боль, через которую пришлось пройти, чтобы изучить язык магов. И эта память подкрепляла страх неудачи, грозившей множеством возможных исходов, гораздо худших, чем смерть. Однако стоило мне вновь начать читать о драконе хаоса, как всякий страх отступал: ощущение нового облика каждый раз ослабляло его, укрепляя мою решимость.

Подобно тому, как прежде я боролся с любопытством в течении двух недель, что показалось мне вечностью, мне понадобилось два года, чтобы решиться провести ритуал, и все это время я буквально изнывал от нетерпения. Все необходимое для черчения на земле я изготовил за долго до того, как решился провести ритуал, спрятав нехитрый инструмент под валуном на поля вместе с книгой, так что в тот день мне не пришлось привлекать к себе внимание сборами, или подготовкой. Я лишь мысленно попрощался с родителями, поблагодарив их за то, что помогли дожить до этого дня, добрым словом помянув отца за науку, которая должна помочь мне создать необходимый ритуал; и молча вышел со двора на улицу – возвращаться я уже не собирался (хотя, став драконом хаоса, вполне мог это сделать незамеченным), если не в родной мир, то по крайней мере в село. Я точно знал, что собираюсь сделать, обратившись драконом хаоса. Я собирался принять облик подростка с сильным магическим источником (на уровне задатков архимага) – причем уже пробужденным, чтобы не зависеть от прихотей учителя, -- и попытаться устроиться в ученики к сильному магу, изучающему магию в целом, а не одно из ее направлений. А затем прожить жизнь человеческого мага, поднявшись от ученика до архимага, возможно даже несколько раз – под разными именами и в разных концах империи. Возможно, это было глупо, но именно этого мне хотелось больше всего. Тем более, я точно знал, что это вполне возможно. Случаи, когда у подростков-сирот, не знающих где и когда они родились на свет, обнаруживали сильный источник, были редки, но такое все же случалось. Бывало и так, что источник был уже пробужден, хотя было совершенно непонятно, кто и когда это сделал.

За минувшие два года в семье привыкли, что все свободное время я провожу в лесу. Меня никто даже не окликнул. Труднее всего было спокойно идти по улице, отвечая на приветствия сверстников, затевавших свои детские игры (еще два года назад ставшие для меня полной бессмыслицей), а затем от околицы до опушки леса, -- хотя мне хотелось мчаться изо всех сил, лишь бы быстрее оказаться на поляне. Зато по лесу я летел как на крыльях, не замечая ничего вокруг. К счастью за мной уже никто не следил, а ноги сами несли вперед, одолевая знакомый путь так, что ни корни, ни ветки на узкой лесной тропинке не были мне преградой.

На поляне я упал на колени возле тайника под валуном и, привычно разрыв прикрывающую его землю, достал вначале книгу, а затем нехитрый инструмент для черчения, радуясь, что сделал его заранее, -- я все еще ощущал, что даже минута промедления может поколебать мою решимость. Черчение ритуального рисунка на сухой, твердой земле, согласно указаниям в книге со всеми необходимыми предосторожностями и максимально возможным тщанием, заняло время с раннего утра до полудня, когда я вывел последнюю руну, солнце стояло прямо над головой.

Затем осталось лишь отбросить подальше жалкий самодельный инструмент и, встав с колен, внимательно оглядеть то, что было создано с его помощью. Взяв в руки книгу, я стал сравнивать каждую линию и руну, начерченную на земле, с рисунками на страницах, и не смог обнаружить изъянов. Становиться в ритуальный круг было безумно страшно: только сейчас, когда он был уже вычерчен на земле и готов принять в себя силу хаоса, я увидел и ощутил, насколько руны хаоса чужды всему окружающему миру (даже неактивный круг, не прочерченный огнем хаоса, распространял вокруг себя напряжение, порождающее неуверенность и страх), -- поэтому я вновь открыл последнюю главу книги и стал читать о драконе хаоса, я знал, что иначе не смогу решиться встать на центральную руну ритуала.

Ощутив привычную решимость и дикое, всеобъемлющее желание превратиться в дракона хаоса, я отбросил драгоценный гримуар и в два шага встал на руну чистого хаоса, стремясь отрезать себе путь к отступлению. Я сразу же ощутил как из меня в центральную руну по капле стала вытекать жизнь, превращаясь в энергию чистого хаоса. Это было похоже на поток нестерпимо горячей, вечно бурлящей воды, бесконечно более изменчивой чем вода, или воздух, или любая другая энергия, существующая в мирах порядка. Я закричал от боли, но, к счастью, сумел устоять на месте. Страха я при этом не чувствовал, скорее всего, потому, что в меня вливался чистый хаос. Затем бесконечно тонкие и слабые ручейки бурлящей энергии хаоса, чуждые человеческому телу, нашли путь от того места в груди, где у магов находится энергетическое ядро, к рукам, а затем к кончикам пальцев, вспыхнув крошечными язычками пламени хаоса – сразу стало заметно легче. Боль не особо уменьшилась, но, все же, стала терпимой, теперь она уже не пыталась сжечь (или, скорее, изменить случайным образом) мое тело, а обжигала лишь те каналы, по которым текла наружу энергия хаоса. При этом энергия жизни продолжала покидать мое тело, ослабляя, затрудняя движения и туманя разум. Времени в моем распоряжении было не так уж много

Тем не менее, я смог отрешиться от боли и слабости и, наклонившись, стал водить указательным пальцем вдоль линий и рун ритуала, выжигая их на земле пламенем хаоса. Я делал все предельно аккуратно, не позволяя себе торопиться, хотя поток энергии хаоса, в моем теле с каждой секундой становился чуть-чуть сильнее, вытягивая из меня жизнь, усиливая боль и грозя вырваться из границ незавершенного ритуала. Поэтому, прежде всего я прочертил пламенем хаоса круг, затем – восьмиугольную звезду и руны в ее лучах в строгом порядке, который запомнил из книги. После этого я тщательно вычертил центральную руну у себя под ногами, резко усилив поток чистого хаоса, струящийся через мое тело, дав ритуалу необходимую ему силу и спасая себя от смерти из-за потери жизненной энергии. Лишь после этого я начал вычерчивать рунную вязь, действующую на разум – последнюю часть ритуала. Иначе действовать было нельзя потому, что под воздействием подчиняющих рун я уже ничего не смог бы сделать.

Когда последняя руна была выжжена пламенем хаоса, весь ритуальный круг вспыхнул черно-багровым светом – ритуал был активирован и с огромной силой потянул в себя энергию хаоса, сжигая в ней мое тело, но этого я уже не видел, как и не чувствовал боли, которая терзала мое тело. В этот момент я ощущал лишь одно – желание стать драконом хаоса, и страшный удар ментальной магии, подчинившей себе мой разум, уже не мог ничего изменить. Он лишь сделал это желание всеобъемлющим, абсолютным настолько, насколько это доступно человеческой сущности, и помог ему вырваться за эти пределы. То же самое произошло и с чувствами: желание, стремление и радость, которые я ощущал, вытеснили все остальное.

Именно их воспринял объявший меня чистый хаос, и они подействовали на него, лучше всяких магических конструкций, стремящихся его подчинить. Я почувствовал стремление хаоса воплотить столь сильное желание, от чего мои чувства стали еще сильнее, усиливая возникшую связь с бесконечной первозданной стихией.

В этот момент моя суть уже перестала быть прежней. Она начала стремительно меняться, словно теплый воск в пальцах скульптора, и вместе с ней менялось мое восприятие происходящего. Через какое-то время, могущее быть для хаоса мгновением, или вечностью, я начал понимать, что именно со мной происходит – как хаос изменяет мою суть. Это знание было естественным, как само мое существование, -- оно было частью моей сути. Я искренне восхищался тем, как чистый хаос меняет часть самого себя, в которой растворена моя прежняя человеческая суть. Это было возможно потому, что люди были созданы из хаоса порядком, который тоже был создан хаосом. Поэтому искра порядка может стать частью чистого хаоса, как это произошло с моей сутью, когда хаос лепил из нее новую – куда большую и более совершенную, в которой в равной степени сочетались порядок и хаос.

Пока длился этот процесс, я желал лишь его завершения: рунная часть ритуала по-прежнему цепко держала мой разум (не смотря на то, что его менял чистый хаос), не давая измениться моим желаниям и эмоциям. Поэтому я очень остро ощутил тот момент, когда хаос закончил лепить мою новую сущность. Ощущение абсолютного счастья в этот момент не помешало мне осознать своей новой сутью необходимость защититься от хаоса, пока он не возжелал вновь изменить меня. Руны ритуала были уже не властны над моим разумом, ведь я достиг того, чего желал.

Первым естественным движением новой сущности было укрыть энергетическим телом физическое, защищая его от окружения чистого хаоса, а затем я с силой дернул за нить, все еще связывающую мою суть с ритуалом, созданным в одном из бесчисленных миров порядка. В следующее мгновение мне пришлось укрывать уже свою хаотическую энергетику от окружения порядка, чтобы не быть вытолкнутым упорядоченным миром в хаос. Впрочем, это тоже получилось легко и естественно, практически без участия сознания. Одновременно я мощным прыжком вырвался из ритуального круга, который был ощутимо мал для моих новых размеров в истинном облике, и, развернувшись на месте успел увидеть, как черно-багровый рисунок на сухой земле действительно свернулся внутрь себя, не оставив никаких следов: ни материальных, ни энергетических. Я ясно чувствовал это всем многообразным восприятием дракона хаоса в истинном облике.

В следующий момент я уже не думал об этом. Куда больше меня волновало, не всполошился ли сельский священник, или, что куда хуже, тот, кто давал ему силы. Однако я сразу понял, что сам ритуал был слишком кратковременным и слабым по меркам подобных сущностей, а священник был слишком слаб в своей вере и мастерстве, чтобы что-то почувствовать, даже с поддержкой бога и сельской церкви, собирающей энергию молитв. Это знание пришло само по себе, как естественная часть моей сущности, и я мысленно заулыбался, поняв, сколь далеко простирается эта часть. Я знал о порядке и хаосе очень много такого, о чем могли только мечтать многие сущности, куда более сильные, чем я; или жадные до знаний о магии хаоса демоны некоторых планов. В том числе я знал, что этот мир воспринимает мой истинный облик как естественную часть себя, до тех пор, пока моя энергетика скрыта физическим телом. Поэтому до меня нет дела ни богу, ни душе этого мира, а церковники, или маги, могут всполошиться, только если увидят меня. К тому же, природное сопротивление магии, даже пассивное, у дракона хаоса, в истинном облике, столь высокое, что найти меня очень непросто даже изощренной волшбой, независимо от ее природы. При этом природное сопротивление магии произвольно и может снизиться, и напротив превратиться в восприимчивость, или проводимость, если я того захочу.

Думая об этом я вспомнил свое желание пожить жизнью человеческого мага. Оно никуда не исчезло и теперь, когда мой облик и суть уже не зависели от прихоти чистого хаоса, стало единственным по настоящему сильным. Более того, мое природное знание помогло найти немало доводов в пользу такого решения. Тем больше я был рад, понимая, что даже если маги, или церковники этого мира все же как-то раскроют мою суть, то сделать мне они ничего не смогут. Их собственных сил и знаний для этого просто не хватит, а бог и, тем более, душа этого мира не станут со мной бороться. Суть дракона хаоса сама по себе не враждебна этому миру. Все зависит лишь от того, что и как я буду делать в дальнейшем, а учитывая, что я знаю и отлично ощущаю суть различных поступков, мне не составит труда жить, как минимум, сохраняя нейтралитет с главными силами этого мира.

Эти мысли успокоили меня, и я удобно улегся на брюхо, а затем свернулся клубком, решив отдохнуть на полуденном солнце. При этом я с удовольствием отметил, что, в отсутствие опасности, чешуя обоих слоев немного расходится в стороны, позволяя коже и перепонкам крыльев лучше чувствовать окружающий мир. Это было особенно приятно в такие моменты как сейчас: под теплыми солнечными лучами, на прохладном ветерке и нагретой солнцем земле, в окружении летнего леса.

Отдохнув ровно час (одна из природных способностей дракона хаоса – идеальное чувство времени и направления, без которых подчас трудно выжить в бесконечной первозданной стихии), я снова поднялся на лапы, слабым выдохом пламени хаоса бесследно сжег грубые инструменты для черчения, с удовольствием отметив, что мой внутренний чистый хаос, не смотря на свою природу не пытается меня же уничтожить, или вырваться из под контроля. Затем, подобрав с земли отброшенный гримуар, я резко уселся на хвост, несколько озадаченный тем, что ощутил в нем. Он, несомненно, был создан в границах области чистого хаоса. Но, что куда интереснее, создал его дракон хаоса: непонятно рожденный, или же измененный описанным в книге ритуалом, -- впрочем, это было не столь важно.

Тщательно исследовав книгу всем своим природным восприятием, я узнал немало нового и о магии хаоса в целом, и о мастерстве ее создателя, чему был очень доволен. Затем я, почти не задумываясь, сплел конструкцию малого пространственного кармана из смеси энергий порядка и хаоса, подвесив ее к своей собственной энергетике, защищенной физическим телом, после чего спрятал туда гримуар. В будущем предстояло решить куда, или кому подбросить эту смертельно опасную, но бесконечно привлекательную книгу, и я хорошо понимал, насколько это будет непросто.

Вообще свою новую сущность я принял очень легко. Как природу, состоящую на половину из чистого хаоса (хотя сам был существом порядка), так и природное знание, сделавшее мою личность значительно старше (как объективно, так и субъективно), подарив новый способ мышления; разнообразие чувств в естественном восприятии, естественные способности и многое, многое другое. На мгновение задумавшись об этом, я понял, что причиной тому был возраст и отсутствие жизненного опыта, а еще то, что я перестал дорожить своей жизнью, когда осознал, что мне никогда не стать магом.

Мысленно улыбнувшись (ведь я собирался воплотить эту свою мечту), я впервые расправил крылья и мощным взмахом взмыл в воздух. Чешуйки на перепонках крыльев раздвинулись еще сильнее, позволяя им ощущать каждое касание ветра, и это было удивительно приятно и, в то же время давало возможность чувствовать весь воздушный океан вокруг себя, легко ловя воздушные течения и вертикальные потоки воздуха, угадывая перемещение огромных воздушных масс и общее настроение изменчивой воздушной стихии. Заложив плавный вираж над лесом, я лег на курс на столицу империи, руководствуясь чувством направления к тому месту, куда я хотел попасть. Сделав над лесом несколько спиральных витков, я поднялся высоко в небо, скрывшись за легкими летними облаками от случайных взглядов с земли. Холод мне был не страшен, а чувство направления не давало сбиться с пути, и я с наслаждением отдался полету, не думая больше ни о чем. Крылья мерно работали, не ощущая усталости (после превращения моя внутренняя энергетика была переполнена чистым хаосом, и я чувствовал сытость, которая продлится еще долго при весьма значительных для меня усилиях и энерготратах, которых пока не предвиделось), малейшее движение всем телом, или хвостом позволяло легко менять положение в воздухе, направление и высоту, и я наслаждался этим с искренностью ребенка, которым все еще был с определенной точки зрения.

Когда чувство направления подсказало, что я нахожусь в нужной точке, я сложил крылья и стремительно спикировал к земле, в последний момент парой мощный и резких взмахов погасив всю скорость падения, подняв с широкого тракта огромную тучу пыли. Я хотел оказаться не в столице, а на пустынном участке столичного тракта вне видимости со стен и чувство направления не подвело меня – я чувствовал близость большого человеческого города и мысли его обитателей не оставляли сомнений в том, что это столица империи. Превратив хаос в энергию воздуха, я взмахом крыльев запустил плетение, прибившее пыль к дороге. Затем я не спеша сошел с тракта на заливной луг и, укрывшись парой плетений, скрывающих звуки и образы, (запустив их прямо с чешуи – куполом во все стороны), воспользовался природной изменчивостью совей сути, чтобы принять облик человека.

Получилось удивительно легко, тем более, что я использовал свой прежний человеческий облик, который полностью хранила моя память, изменившаяся вместе с моей сутью. Поразмыслив, я даже не стал менять возраст. Он был вполне подходящим для начала обучения магии. Тем более, что в империи маги-наставники не очень любили спешить, с удовольствием используя труд учеников и подмастерьев. Я лишь создал мощное энергетическое ядро, а затем изменил его состояние на «пробужденное» (в терминологии местных магов), не создавая привязки к какому либо из планов, существующих вокруг этого мира, -- тем самым отрезая своему будущему учителю возможность проделать нечто подобное по своему вкусу во время ритуала пробуждения, -- а так же мощную но не развитую сеть каналов для магической энергии. Сеть каналов внутренней энергии я тоже усилил, давая себе в будущем возможность легко стать сильным воином, способным применять техники, -- точнее, боевым магом, ведь магия привлекала меня куда больше. Еще я изменил свою внешность таким образом, как если бы добирался от села до столицы пешком: жилистое, не по детски сильное тело, загорелая до черноты кожа, выгоревшие волосы, брови и ресницы над серыми глазами. Одновременно я создал одежду, обувь и небольшую котомку с припасами. Причем они были не частью моего нового тела, а именно тем, чем казались.

Холщевые порты и рубаха из серого домотканого полотна, ставшего почти белым под лучами летнего солнца. Короткие самодельные сапожки из сыромятной, коричневой кожи. Котомка из холщового мешка с веревкой, привязанной к углам и завязанной на горловине. В котомке простой но добротный нож в деревянных ножнах, с деревянной ручкой и коротким широким лезвием, краюха ржаного хлеба, козий сыр, мешочек с солью смешанной с перцем, пара луковиц, кремень, кресало и трут в деревянной коробочке с плотно пригнанной крышкой, деревянная фляга с водой сдобренной вином, и кожаный мешочек с медяками (как раз заплатить за вход в город да купить раз дешевой еды уже в столице).

В новом облике я по-прежнему ощущал свою хаотическую энергетику и изменчивость своей сути (и мог с их помощью вновь сменить облик), но спрятаны они были гораздо глубже, чем прежде – даже от меня самого, поэтому оперировать ими, как и прочими природными свойствами было значительно труднее. Изменив облик столь полно, я добровольно ограничил себя, став тем, в кого превратился. Я вновь ощущал себя двенадцатилетним мальчишкой, правда стал сильнее и крепче, и пульсировало в груди желанное магическое ядро – сила и гордость мага. Лишь моя личность и глубоко спрятанная суть остались прежними, но ни один маг, или церковник этого мира не смог бы их обнаружить.

Скрывающие плетения изначально были созданы так, что рассеялись без следа, как только я покинул купол магической защиты. Выйдя на пыльный тракт, я зашагал под жарким летним солнцем экономным неспешным шагом опытного ходока. Тем не менее, хозяин первой телеги, которая догнала меня, предложил меня подвезти, пожалев ребенка, хоть я и не выглядел жалко. Отказываться я не стал, прекрасно осознавая, что это было бы, пожалуй, странно. Так я оказался у городских ворот не пешком, а сидя на телеге. Ее хозяин даже заплатил стражникам ворот за меня и, что гораздо важнее, его наверняка приняли за моего отца. Таким образом, отпала необходимость объяснять стражникам кто я такой и откуда, чему я был очень рад.

С телегой я доехал до рынка, рядом с которым находился квартал магов. Маг, охраняющий ворота, не поленился проверить мою энергетику аурным зрением, когда я подошел к нему, поэтому вопрос «зачем мальчишке нужно в квартал магов» у него просто не возник. На мое счастье маг, владеющий общей магией, (т.е. не имеющий привязки ядра к планам) во всем квартале был только один. Зато это был архимаг, который, не смотря на преклонный возраст, был более чем крепок потому, что был не только магом но и воином, сумевшим развить базовые техники применения внутренней энергии до очень хорошего уровня и поддерживать их в этом состоянии вот уже много лет, хотя это требует постоянных физических тренировок. Зато взять в бою мага-универсала, прекрасно владеющего кроме магии мечом и щитом, и умеющего носить стандартный доспех имперского пехотинца (или стражника в той же столице), естественно усиленный магией (так же, как щит и меч) – дело весьма непростое.

Архимаг мне понравился сразу. Прежде всего, потому что стоило ученику (парнишке года на три старше меня, в простой, но добротной одежде горожанина среднего достатка), открывшему нам дубовую, кованную железом дверь массивной каменной башни, передать наставнику то с чем пришел к нему маг, охранявший ворота (оставивший вместо себя подмастерья), как по каменной лестнице за дверью простучали тяжелые шаги, и архимаг встретил нас уже сам. Хотя выглядел он скорее как опытный воин. Рослый, широкий в плечах, крепкий и загорелый. Мускулы так и бугрились там, где были видны из под покрытых рунами доспехов, веса которых он, казалось, не замечал. На поясе, увешанном амулетами, кожаными кошелями и мешочками – латные перчатки и открытый пехотный шлем. Перевязь с мечом тоже увешана всякой чародейской амуницией, а за спиной на специальном крючке к ней подвешен круглый металлический щит. Видно было, что архимаг не дает себе расслабиться ни на минуту, что не удивительно, ведь внутренняя энергия не прощает перерывов в тренировках. Даже в человеческом облике я достаточно ясно ощутил, что ему удалось соединить в себе магию и искусство боя, и это стало моей новой целью, хотя прежде я об этом не думал.

Еще очень понравилось то, что, взглянув на мою энергетику, он не стал выяснять кто я такой и откуда, задав только один вопрос: «зачем я пришел к нему?» -- на что я ответил столь же кратко (и при этом чистую правду) – «хочу стать таким как Вы!» В ответ маг молча кивнул и улыбнулся кривой улыбкой, не предвещающей ничего хорошего. Но мне она тоже понравилась. Я понял, что получу то, о чем я его просил, но это будет очень непросто. При этом, благодаря природному знанию, бывшему частью моей истинной сущности, я понимал, что иначе быть просто не может и не ждал ничего другого. Еще этот воин-маг с первого взгляда показался мне похожим на такого как я – дракона хаоса, насколько это доступно человеку (причем он был именно человеком). Что мне тоже очень понравилось.

Все остальное, что произошло со мной в тот день, случилось как-то удивительно быстро. Первым делом маг отвел меня на второй этаж своей башни (по размерам скорее целого замка), где жили ученики и показал мне небольшую комнату с крепкой дубовой дверью и узким окном-бойницей в вогнутой внешней стене, закрытым стеклами в железном переплете. В ней была узкая кровать с шерстяным матрацем и подушкой, стол и стул у окна, окованный железом сундук у стены, деревянный платяной шкаф и манекен для доспехов у противоположной стены. В спинку кровати были вбиты крюки для щита и меча.

В шкафу обнаружилась одежда вроде той, в которую был одет ученик, открывший нам дверь. Глазомер мага не подвел – она оказалась мне впору, как и туфли из мягкой кожи. В шкафу висел еще плащ, но летом он был не нужен. Маг приказал мне переодеться, а свои пожитки сложить в окованный железом сундук у стены, что я и сделал. При этом он совершенно не удивился тому, что явно сельский мальчишка из достаточно бедной семьи умеет носить городскую одежду. Ему было на это плевать. Скорее он был рад тому, что не пришлось ничего объяснять. Затем он выдал мне металлическое кольцо с явно зачарованными ключами от двери комнаты, шкафа и сундука, висящее на брелке-амулете, не позволяющем его украсть. Напоследок маг показал мне, как заставить светиться и гаснуть стеклянные шары: один на потолке и один на деревянной подставке, стоящей на письменном столе, -- сказав, что нужно беречь их заряд и гасить, когда свет не нужен. После этого мы вышли из комнаты, причем я запирал дверь уже сам, спрятав ключи в карман.

Затем мы снова спустились на первый этаж, и маг, выйдя из башни, повел меня по просторным чистым улицам магического квартала к красивому вычурному зданию, в котором располагалось представительство гильдии магов. По дороге маг объяснил мне, что берет меня в ученики, о чем поставит в известность секретаря гильдии магов, а я должен подтвердить, под действием артефакта, который определяет искренность, что действительно согласен на это. С этого момента именно он будет отвечать за меня, а я должен подчиняться учителю, пока он не признает меня полноправным магом. После чего мне нужно будет еще сдать экзамен магистрам гильдии магов, но будет это еще очень нескоро. Мне на это было плевать, и я сказал, что согласен, опять сказав чистую правду.

В здании гильдии магов мы сразу прошли к секретарю. Посетителей у него не было. Он выслушал архимага, затем велел мне положить руку на большой шар из белого стекла на мраморной подставке-колоне, стоявшей возле его стола, и подтвердить, что я признаю архимага учителем и наставником и поступаю к нему в ученики, что я и сделал. Шар загорелся ровным белым светом, подтвердив мою полную искренность. После этого секретарь (который тоже был неслабым магом) занялся написанием бумаг об ученичестве, что грозило затянуться надолго, но мы не стали ждать конца его работы. Мой учитель просто поставил подпись на еще чистых листах пергамента, после чего мы покинули здание гильдии.

В башне учитель поручил меня ученику, занимавшему должность ключника. От него я получил все: от постельного белья до запасного комплекта одежды, письменных принадлежностей и принадлежностей для черчения, нескольких книг (на смеси имперского и языка магов) и простейших амулетов. При этом он сам помог мне донести все это до моей комнаты и расположить должным образом, сказав, что учитель не любит ждать. Затем, заставив запереть в комнате все замки и велев делать так постоянно, он отвел меня к железной двери в оружейную с обычным, не зачарованным, оружием и доспехами, где за меня вновь взялся учитель.

Он подобрал для меня полный пехотный доспех, меч и щит и начал учить меня все это одевать и носить. Я старательно запоминал, проявляя сообразительность ровно настолько, чтобы скрыть свою суть и ее возможности, благо я ощущал эмоции и поверхностные мысли мага, не прилагая никаких усилий, так, что быстро создал о себе впечатление умного мальчишки с очень хорошей памятью. Когда я под руководством учителя сумел надеть на себя доспехи, правильно вложить в ножны меч и прицепить к перевязи щит, он объяснил, что все это я должен носить постоянно, снимая только на ночь (для чего в моей комнате имелись деревянный манекен и крючки на спинке кровати) и заботиться о своем оружии и доспехах, чему с завтрашнего дня меня будет учить один из старших учеников. Я лишь кивнул в знак согласия. Ведь на это я и рассчитывал, хотя доспехи и оружие весили немало, и я понимал, что приноровиться к ним будет не так то просто.

Затем учитель начал рассказывать о внутренней энергии и будущих тренировках. О техниках он не сказал ничего – впрочем, о них в нашем мире знал, наверное, каждый, -- зато подробно объяснил почему внутренняя энергия не прощает лени и, тем более, пропущенных тренировок. По большому счету все сводилось к тому, что эту энергию можно развить, лишь постоянно преодолевая себя в физических тренировках. Затем началась собственно первая тренировка с демонстрацией простейших приемов владения щитом и оружием. При этом мой меч, на котором мне предстояло учиться уходу за боевым оружием, так и остался в ножнах, изрядно мешая своим весом махать деревянным мечом, который был тяжелее боевого. Руки и тело болели, пот заливал глаза, но я продолжал раз за разом выполнять команды учителя, демонстрируя запоминание приемов насколько это было возможно.

Когда мое человеческое тело оказалось на пределе сил, чувство времени подсказало мне, что его прошло совсем немного. После этого учитель отвел меня в другое помещение, предназначенное для медитации: отделанное деревом поверх камня, с толстым коричневым ковром и подушками на полу, -- где начал объяснять основы развития магического ядра и энергетических каналов. Первая моя тренировка в этом важнейшем для мага деле прошла, по мнению учителя, весьма успешно, но меня вымотала до полусмерти, ведь при достаточно мощном ядре каналы моей человеческой энергетики были совершенно не развиты. Энергию в них приходилось проталкивать, используя силу воли и всю доступную мне в человеческом облике концентрацию. Получалось это только потому, что потенциал моих энергетических каналов тоже был очень велик и, даже в неразвитом состоянии, они могли пропускать магическую энергию, точно так же, как под конец физической тренировки мне удалось ощутить слабый ток внутренней энергии по своим достаточно мощным каналам, предназначенным для нее.

После этой тренировки были плотный ужин и долгожданный сон, столь необходимые моему человеческому телу и его энергетике. При этом учитель сам проследил за тем, чтобы я снял оружие и доспехи, и правильно развесил их в своей комнате. О полученных мной книгах он сказал, что с завтрашнего дня один из его подмастерьев будет учить меня чтению и письму на имперском, а так же черчению и счету. Когда я подрасту, придет очередь языка магов и только после этого он сам, или кто-то из подмастерьев будет учить меня основам магии. До того мне предстояли лишь воинские тренировки, медитация для развития ядра и каналов, и та учеба, о которой сказал наставник.

Следующий день начался с плотного завтрака. Причем всех обитателей башни разбудил мелодичный, но громкий звон сигнального артефакта, когда за окном только занимался рассвет. Впрочем, я успел отлично выспаться – все же моя истинная суть, в какой-то мере поддерживала человеческое тело и энергетику. Затем началась боевая тренировка вместе с младшими учениками архимага, быстро доведшая всех до предела физических сил. Учитель занимался с нами сам и во время тренировки больше напоминал сержанта в имперском легионе, или страже какого ни будь города (судя по рассказам моих односельчан, прошедших военную службу), чем мудрого архимага. Я прекрасно ощущал, как ненавидели его в это время ученики. Мне же было глубоко плевать и на боль во всем теле, вновь терзающую каждую мышцу, и на злые окрики учителя. Тем не менее, к последним я прислушивался очень внимательно, старательно исправляя ошибки, которые он замечал. Мне единственному тренировка была интересна, и учитель это быстро понял. Он стал поправлять меня чаще, более подробно объясняя, как делать то, или иное движение. В результате я достаточно легко победил в нескольких учебных поединках с учениками, которые были старше меня и занимались уже давно, чем сильно порадовал учителя, что для меня было очень важно уже само по себе. Однако главной наградой за усилия вновь стало слабое, но явное ощущение тока внутренней энергии в моем теле.

Затем был урок по уходу за доспехами и оружием, позволивший мне самому, под руководством наставника, назначенного архимагом, привести в порядок снаряжение после изнурительной тренировки. Это оказалось непросто, но, в то же время очень интересно. За две боевые тренировки я успел полюбить свои доспехи и щит, хотя они были тяжелыми и пока еще непривычными, -- я прекрасно сознавал то количество ударов тяжелыми деревянными мечами, от которых они меня спасли (без кирасы и щита подставляться под такое избиение я бы уж точно не рискнул). Мне было очень приятно привести доспехи в порядок: я словно ухаживал за домашним животным, что мне всегда очень нравилось. Мой наставник даже объяснил, как правильно точить меч, использовав для этого видавший виды тренировочный клинок, ведь мой был в полном порядке. Кое-что у меня получилось, и учитель был мною доволен.

Эта тренировка и последовавший за ней плотный обед вместе с другими учениками и подмастерьями позволили мне отдохнуть и, войдя в зал для медитации вместе с младшими учениками архимага, я чувствовал себя вполне прилично. Однако я уже знал, что это совсем ненадолго. Беда с тренировкой магического ядра заключалась в том, что развить его можно было, лишь до конца истощая резерв маны, которую для этого следовало пропихнуть по магическим каналам, развивая при этом и их. Задача, особенно на начальном этапе, была невероятно трудной и утомительной, но мне было, опять же, интересно преодолевать сопротивление своей человеческой энергетики, заставляя ее развиваться. Чего нельзя было сказать о других младших учениках.

Их эмоции были ничуть не лучше, чем во время боевой тренировки, но они все же старались. Малейшую потерю концентрации подмастерье, приставленный к нам в качестве наставника, замечал сразу (видимо, в силу богатого опыта) и пресекал, не стесняясь в средствах.

Впрочем, вскоре я перестал замечать и эмоции окружающих, и все, что происходило вокруг, полностью сосредоточившись на движении магической энергии. При этом я с удовольствием заметил, что ток внутренней энергии по параллельной сети каналов ощутимо поддерживает меня: не только тело, но и энергетику, -- благодаря чему я устаю медленнее, чем другие ученики. Я так и не понял, как у меня получилось использовать внутреннюю энергию подобным образом. Однако я точно знал, что это никак не связано с моей истинной сущностью. Вчера я видел, как нечто подобное происходило с энергетикой учителя во время медитации, но ни ученикам, ни подмастерью, который был нашим наставником, это было совершенно недоступно.

Лишь обратившись к естественному знанию, которое было частью моей истинной сущности, я осознал, что равновеликий потенциал двух типов энергетических каналов, заложенный мной во время превращения в человека и мое усердие в развитии внутренней энергии (которую маги, обычно, вообще не развивают) запустило параллельное развитие энергетики, чего сумел добиться учитель, и что старался развить в своих учениках и подмастерьях, которые просто не понимали зачем это им нужно.

Это помогло мне понять разумом то, что вчера я почувствовал интуитивно. Учитель развивал свое воинское искусство не ради него самого, а, прежде всего, для того, чтобы стать более сильным магом. Что вызвало у меня еще большее уважение к нему, ведь у него не было природного знания дракона хаоса, но он все же сумел понять то, что было скрыто от остальных магов (иначе все они ходили бы в доспехах, а не в мантиях из дорогой ткани).

Медитация заняла у меня куда больше времени, чем у остальных учеников, ведь мое энергетическое ядро было значительно сильнее и чтобы вытолкнуть из него весь запас маны требовалось много не только усилий, но и времени. Впрочем медитация явно показывала разницу в силе между учениками. Более слабые поднимались и уходили, пошатываясь от магического истощения и просто усталости. Затем уходили более сильные, у которых резерв был больше. Под конец мы остались втроем, а затем я остался один вместе с подмастерьем, следившим за медитацией.

Когда я наконец открыл глаза и встал с подушки, лежащей на полу, то чувствовал себя измотанным до предела. Тем не менее, мне пришлось поспешить – время было уже позднее, а меня ждал еще урок чтения, счета, черчения и письма. Ученик, которого учитель назначил моим наставником, терпеливо дожидался меня и не спросил, почему я не пришел раньше. Объяснялось это видимо тем, что подмастерье, следивший за медитацией, видел аурным зрением магическую энергию в моих энергоканалах и скорость ее истекания из ядра показалась ему достаточной, чтобы не требовать большего.

Первые теоретические занятия заняли все время до ужина, так что второй день своего ученичества я провел с максимальной пользой для себя. Причем у двери моей комнаты меня встретил ученик, учивший меня ухаживать за снаряжением, так что снятие доспехов и развешивание их должным образом перед тем, как завалиться спать стало еще одной тренировкой. Вчера учитель уже объяснял мне все это, и я помнил, что и как нужно делать, но здесь к снаряжению относились бережно, поэтому нужные навыки стремились намертво вдолбить в головы и руки учеников (у которых не было моей истинной сущности, чтобы облегчить этот процесс).

Лишь много позже я узнал, что те, кто заканчивал медитацию раньше и, соответственно, раньше справлялся с постижением той теории, которая была им доступна, поступали в распоряжение ключника и большую часть дня выполняли различные работы в башне учителя, или работали в мастерских, под руководством подмастерьев изготавливая части, или заготовки для различных амулетов и артефактов. Часть из них, под руководством подмастерьев, выполнявших работу приказчиков, работали в принадлежащих учителю лавках, торгующих этими самыми амулетами и артефактами, а так же зельями, зачарованным оружием и доспехами, изготовленными подмастерьями архимага.

Меня все это не коснулось вовсе. На следующий день мне удалось обратить внимание учителя на то, что у меня началось параллельное развитие энергетики, и его отношение ко мне резко изменилось. Боевые тренировки превратились в настоящий ад, тем более, что после общей тренировки с младшими учениками учитель занимался со мной отдельно, стремясь как можно больше разогнать мою внутреннюю энергию. Для чего заставлял делать на этих тренировках то, чего другим младшим ученикам даже и не показывал. Это было невероятно трудно, даже при идеальной памяти моей истинной сущности, но при этом невероятно интересно.

На тренировках магической энергии требования ко мне тоже стали значительно выше и я был вынужден выбиваться из сил, чтобы вытолкнуть из ядра весь запас маны за отведенное мне время. Это было очень тяжело, но ощущение полноценного развития моей человеческой энергетики было достойной наградой за все. К тому же, ограничение времени на медитацию оставляло больше времени для теоретических занятий. И, если чтение на имперском я освоил достаточно быстро, то с письмом и счетом все было не так просто, а черчение на уровне, достойном мага-универсала, было очень сложной наукой, требующей много труда и терпения.

В принципе я мог бы читать выданные мне книги по магии, ведь древний язык магов был мне уже известен, но я прочитал лишь предисловия. Природное знание, бывшее частью моей истинной сущности, подсказывало мне, что изучение магических техник может сейчас помешать развитию магической энергии уже привычным способом: случайное создание в сознании во время медитации какой ни будь магической конструкции могло вовсе обернуться катастрофой для меня, как для любого мага-человека. Вместо книг по магии, я по вечерам читал те, которые давал мне мой наставник в теоретических науках: об империи, ее провинциях и народах; об этом мире за ее границами и существах, населяющих его кроме людей; о богах, которым они поклонялись и о многом другом, что должен знать образованный человек, которым является любой настоящий маг.

Через два года все тот же наставник стал учить меня языку магов, но не потому, что я был уже готов к изучению заклинаний и магических техник, а потому, что дело это не быстрое и нужно было начинать заранее, чтобы дать мне нужные знания к тому моменту, когда придет время изучать книги по магии. Меня выручало то, что язык этот я уже знал, однако я умел только читать, а вот письмо все равно пришлось осваивать с нуля, так что времени пришлось потратить немало.

В воинском искусстве к тому времени я продвинулся значительно больше. Учитель не раз говорил, что мой достаточно юный возраст позволил ему сделать из меня хорошего бойца. Впрочем мои воинские навыки были лишь основой и необходимым условием развития техник применения внутренней энергии, которые, в свою очередь поддерживали и ускоряли развитие энергии магической. Базовыми техниками: укрепления, усиления, ускорения, -- и приемами вроде воздушных ударов, посылаемых взмахом меча, или щита, я владел уже вполне уверенно. А к доспехам привык настолько, что без них ощущал себя голым.

Когда наконец пришло время изучения собственно магии, учитель стал заниматься со мной лично, не доверяя это подмастерьям. Сказав при этом, что с моей силой во время тренировок сможет справиться только он сам, случись мне утратить контроль. Это не столько порадовало меня, сколько заставило относиться очень осторожно к первым шагам в практической магии. Я очень тщательно изучал каждое новое заклинание, или магическую конструкцию (которую требовалось создать и поддерживать мысленно, чтобы получить нужный результат) по выданным мне книгам, затем расспрашивал учителя о том, что не удавалось понять, и лишь затем пробовал их применить, стараясь довести новый навык до автоматизма прежде, чем пытаться наполнить заклинание необходимой энергией, связанной моей собственной маной.

Энергия принадлежала миру, или стихийным планам и нужно было еще суметь получить к ней доступ достаточно быстро и в необходимом объеме. И то, и другое было отдельным искусством, относящимся к общей магии, куда более сложным в применении, чем те же воинские техники. Впрочем, меня выручало сильное ядро и каналы моей энергетики (продолжавшие успешно развиваться), играющие в данном случае роль канала для накачки заклинаний и магических конструкций необходимой энергией.

Хоть я, как и мой учитель, был магом-универсалом, заклинания и техники не изучались в разнобой. Слишком разными были стихии, наполняющие заклинания разных магических школ. Вначале учитель, показав мне несколько самых простых техник, выяснил, к какой стихии я предрасположен больше других. Затем следующую за ней и так далее, расположив связанные с ними направления магии в определенном порядке. Дальше изучение этих направление пошло циклически, каждый раз с переходом к чуть более сложным техникам и заклинаниям. Причем каждый новый виток начинался лишь после того, как учитель убеждался, что содержимым предыдущего я владею достаточно уверенно и уже могу отрабатывать сам без его постоянного контроля. Что я и делал после медитации, используя остаток резерва, который не ушел на развитие магических каналов. Уставать я стал еще сильнее, но это, безусловно, того стоило.

Ношение доспехов, как ни странно, не стало препятствием в работе с магией. Постоянно развивая навыки воина, я, к тому времени, совершенно перестал замечать сам доспех, и даже латные перчатки не мешали делать нужные жесты правильно. Более того, учитель объяснил мне, как делать те же жесты, имея в одной руке меч, а на другой щит. Не знаю, сам ли он додумался до этого, научился у своего наставника, или прочитал в каких-то книгах, но эти приемы работали. Например, заклинания, которые можно запустить одной рукой, метались левой, у которой свободна кисть. Жесты правой рукой, которая держит меч, можно выполнять кистью, не разжимая пальцы. Это требует большей концентрации, и контроля магических структур, но, в принципе, вполне выполнимо. Вообще, если есть достаточный контроль над созданной в сознании магической конструкцией, то уже не имеет значения, что защищать от воздействия, например, техники огненного шара, или техники заморозки из школы воды – свою руку, или руку вместе с перчаткой. Если же контроль слаб и концентрации внимания недостаточно, то технику применять опасно и никакие дополнительные жесты, или слова этого не изменят.

К двадцати годам, после восьми лет непрерывной учебы и тренировок, я стал достаточно сильным магом-универсалом, значительно выше среднего уровня по силе, одинаково уверенно владеющим всеми школами магического искусства примерно на том же уровне. Но у наставника я числился подмастерьем, и до конца учебы мне было еще далеко. Он был намерен сделать из меня архимага и столь же сильного воина, выполнив данное мне когда-то обещание. Вообще, учитель стремился добиться того же от всех своих учеников и подмастерьев, но не всем это было под силу, и не всем этого хотелось.

Зачислив меня в подмастерья, архимаг, с обычной своей кривой улыбкой, не предвещающей ничего хорошего, сказал мне, что пора отрабатывать свое ученичество. Это меня не удивило, -- все подмастерья в свободное от учебы время занимались тем, что обычно делали слабые маги, выбравшие путь ремесленников: варили различные зелья, делали амулеты и артефакты, чертили магические руны на оружии и доспехах. Все это требовало не столько магической силы и большого запаса маны, сколько концентрации, терпения и знаний того, как все это нужно делать. Учитель, не смотря на то, что был очень сильным даже для архимага, владел всеми этими знаниями, пожалуй, лучше любого мага-ремесленника.

Я понял это еще до того, как стал подмастерьем и долго не мог понять, кто научил наставника всему этому, а главное, где он брал время на обучение, ели с самого начала шел по пути параллельного развития, требующему постоянного прогресса и магических и воинских умений и навыков. Став подмастерьем, я узнал ответ, по крайней мере, на второй вопрос. Причем на собственном опыте.

Медитацию из числа тренировок мне пришлось исключить вовсе. Я исчерпывал запас маны и развивал энергетические каналы, отрабатывая поочередно, как и прежде, заклинания и техники различных магических школ. Причем это всегда совмещалось с боевой тренировкой, -- мои навыки воина-мага к тому моменту хоть и с трудом, но уже позволяли это. Конечно, это было рискованно и опасно, но нервничать приходилось скорее учителю. У меня просто не было на это времени. Все внимание и концентрация были заняты тренировкой. При этом отрабатывал я ровно столько, чтобы не позволить остановиться параллельному развитию энергетики.

Все остальное время я проводил с учителем в его мастерской, где учился искусству мага-ремесленника и, на остатках маны, тренировал практические навыки. Эти занятия, разнообразные, но в чем-то очень похожие, неожиданно мне очень понравились. Они позволяли отдохнуть от основных тренировок куда лучше, чем просто сон и еда. К тому же, мне очень нравилось создавать что-то своими руками. Возможно, сказалось то, что отец был ремесленником, и я с малолетства обучался столярному ремеслу, что очень мне пригодилось, когда я стал подмастерьем: учитель говорил, что мои руки приучены к работе, поэтому учить меня куда легче, чем других его учеников.

Мальчишкой я не мог понять, почему отцовское ремесло не привлекало меня. Лишь став подмастерьем архимага, я понял, что меня тянуло к ремеслу магическому – смешению магии и мастерства. Если большинство школ магических (за исключением, разве что, магии жизни) в империи развивались в основном ради военного применения, то занятия магов-ремесленников были искусством мирным, скрывающим в себе целый мир, который можно было постигать всю жизнь.

Тем не менее, учитель сумел достаточно быстро преподать мне основы магических ремесел, постепенно доведя мои знания и мастерство в них до того же уровня, на котором я владел магией и искусством воина, что уже позволяло мне создавать изделия, стоившие очень недешево. Конечно, мне приходилось очень много читать, -- именно книги, выданные учителем, создавали первое представление о том, или ином ремесле, или о чем-то еще не изученном. К счастью, за время своего ученичества я научился читать очень быстро, иначе не смог бы выдержать темп обучения, который задал учитель. Это меня и спасало. Но большую часть знаний и практическое мастерство учитель передавал мне сам, и их я впитывал с еще большей жадностью – даже страстью, чем знания из книг. Учитель постоянно радовался и удивлялся, что было для меня большой наградой.

Со временем, научившись правильно чертить цепочки магических рун для зачарования предметов, я нанес руны на меч, доспехи и щит, которые носил к тому моменту (сменив несколько комплектов за время ученичества – по мере роста). Руны не только укрепляли доспехи и щит, и позволяли мечу легче пробивать доспехи противника (даже защищенные магически), но и укрепляли мое тело, усиливали мышцы, ускоряли движения, снимали усталость и создавали регенерацию. Более того, в какой-то мере они даже укрепляли энергетику, заметно повышая запас маны, проводимость магических каналов и каналов внутренней энергии. Благо, как маг-универсал я мог работать, в том числе, и с рунами школы жизни, позволявшими достигнуть всего этого.

Обзавелся я так же запасом различных зелий на все случаи жизни, которые тоже изготовил самостоятельно, после того, как учитель объяснил, что должен всегда иметь при себе маг-универсал, владеющий воинским искусством. Постепенно, по мере роста моего мастерства в магическом ремесле, к зельям добавились различные амулеты и артефакты, занявшие свое место в кожаных кошелях и мешочках на поясе и перевязи меча, зачарованных от кражи, -- подобно тем, что были у учителя и некоторых подмастерьев.

Когда в ходе основных тренировок очередь вновь доходила до изучения магии жизни, моя жизнь на какое-то время менялась. Став подмастерьем, мне уже не достаточно изучать новые заклинания и техники этой школы под руководством учителя, упражняясь лишь в их построении и контроле и запоминая возможные варианты действия теоретически – на объяснениях и примерах, параллельно с изучением собственного тела с помощью магии жизни. Теперь мне приходилось изучать искусство целителя, применяя на практике знания и навыки, приобретенные ранее и те, что предстояло изучить.

При этом, как и в других магических ремеслах, был не слишком важен запас маны и сила мага-целителя, куда важнее были мастерство и знания как о жизни человеческого тела (или тела животных, которых тоже нужно уметь лечить), его строении и о воздействии на него множества различных болезней. Правда, сильные маги жизни действовали не так, как слабые маги-целители, используя заклинания и магические конструкции там, где слабосилкам приходилось использовать зелья и различные манипуляции с минимальным применением магии, долгое время поддерживая выздоровление пациента, которого можно было исцелить мгновенно, применив достаточно сильное заклинание школы жизни. Тем не менее, во многих случаях даже сильный маг не может обойтись без знаний и мастерства целителя.

Поэтому мне регулярно приходилось вместе с учителем покидать вначале его башню, а затем и столичный квартал магов и, минуя по широкой дуге (чтобы избежать толчеи) главный рынок столицы отправляться в самый богатый столичный район, примыкающий к рынку с противоположной стороны от магического квартала. При это по левую руку возвышалась крепостная стена с массивными башнями, ограждающая императорский дворец, а напротив ее ворот, охраняемых гвардейцами в сверкающих доспехах (буквально сияющих чарами рун и другой магией), в рыночную площадь вливалась широкая улица, ведущая к воротам столицы.

В районе напротив квартала магов, помимо парков и роскошных особняков располагался единственный в городе госпиталь, где базировалось отделение целителей столичной гильдии магов. Слабых магов среди них не было – это были сильные маги и магистры школы жизни, в совершенстве владеющие искусством целителей. Причем возраст большинства из них внушал бы трепет обычным людям, сумей они определить его без помощи магии жизни.

Тем не менее, учитель не слишком доверял им. Он обучал меня сам, вначале демонстрируя излечение кого-то из богатых пациентов от той, ли иной болезни, раны, или травмы, а затем, убедившись, что я понял его действия, требовал это повторить. Благо пациентов в госпитале всегда было много – все же, он был лучшим в империи. Маги- и магистры-целители не смели отказать архимагу, пусть даже «всего лишь» универсалу, тем более, что деньги за лечение все равно доставались госпиталю. Если же пациент начинал возражать против исцеления подмастерьем, учитель предлагал более низкую цену, и это всегда решало спор в мою пользу.

Время, посвященное целительству, всегда было очень интересным (не смотря на то, что многие хвори и болячки были, в лучшем случае, омерзительны), но выматывало до предела, ведь каждый день походу в госпиталь предшествовала боевая тренировка, поддерживающая параллельное развитие энергетики, а вечером, вернувшись в башню учителя, приходилось дополнительно отрабатывать новые заклинания и техники школы жизни, если запас маны не был полностью израсходован на лечение. При этом нужно было еще успеть отдохнуть перед новым походом в госпиталь, или возобновлением боевых тренировок с применением магии других школ.

Впрочем, в этом очень сильно помогала сама магия жизни. Еще в начале ее изучения учитель много времени уделял техникам и заклинаниям, необходимым магу-воину в долгом, тяжелом походе, или затяжной битве, когда нужно снять усталость, чтобы выжить. Конечно, все эти приемы не могли надолго заменить сон и еду, но, когда мои занятия возвращались к привычному ритму, это просто компенсировалось тем и другим.

Примерно в это же время учитель начал обучать меня верховой езде, сказав, что маг в походе не должен передвигаться пешим. Вначале мы сходили на рынок, расположенный радом с кварталом магов, и учитель купил мне красивую гнедую кобылу, которую я выбрал сам, оценив с помощью знаний и навыков в магии жизни (учитель одобрил мой выбор, чрезвычайно порадовав меня). Затем мне пришлось поработать над своей лошадью с помощью магии жизни, и это стало едва ли не самым суровым испытанием за прошедшее время ученичества.

Я боялся навредить своей любимице, как никогда не боялся за себя. К счастью, учитель очень надежно вбил в меня все нужные знания и навыки. Вначале мне пришлось осторожно воздействовать на разум лошади с помощью магии жизни, чтобы она позволила мне ездить на себе, не смотря на то, что ее беспокоила моя энергетика мага, из-за куда большей, чем у людей, чувствительности животных к энергетике вообще. Затем настал черед усиления и укрепления как мышц и костей, так и всего организма: вначале с помощью магии жизни, а затем с помощью вычерченных на теле лошади рун той же школы. Не обошлось и без приготовленных мной зелий и различных препаратов, которые моя любимица получала вместе с едой и питьем.

Уже после того, как все это подействовало в полной мере, настала очередь максимально возможного, без вреда для здоровья лошади, ускорения теми же способами. За это время моя лошадка полюбила меня не меньше, чем я ее, так, что учиться верховой езде на ней было одно удовольствие. Правда, когда я стал уверенно держаться в седле на всех аллюрах и освоил даже прыжки, учитель стал заставлять меня ездить на лошадях других подмастерьев, достигших этой стадии обучения. К счастью, полученные навыки вполне позволяли мне справляться с этой задачей, хоть и без особого удовольствия.

Так же мне пришлось зачаровать выданную мне сбрую от разрыва, износа и гниения, а затем готовить походные припасы для хранения в седельных сумках: зачарованную от порчи еду и питье, набор зелий, амулетов и небольших артефактов на все случаи жизни. Спереди под лукой седла крепился скатанный плащ, зачарованный от промокания и гниения, а сзади – скатка плотной ткани, зачарованная точно так же, которая могла служить палаткой.

Когда я спросил учителя, зачем мне нужно все это, он пояснил, что, в случае серьезной войны, с которой не смогут справиться имперские легионы с приданными им магами и армии аристократов с теми магами и наемниками, которые служат им, в поход придется отправиться сильнейшим магам империи, включая его самого. В этом случае лучшие подмастерья составят десяток воинов-магов, который он поведет на войну, поэтому мы должны быть всегда готовы к походу. Мне, конечно, было приятно, что учитель считает меня одним из лучших своих подмастерьев, но воевать мне не хотелось совершенно.

Тем не менее, мне пришлось осваивать еще и стрельбу из арбалета, предварительно зачаровав для повышения прочности и защиты от поломок специальный арбалет сделанный для воина- мага. Взводился он не поясным крюком, зацепляемым за тетиву, с упором на специальное стремя, или воротом, как обычные легкие и тяжелые арбалеты соответственно, а специальной кареткой, прикрепленной к ложе, цепляющей тетиву и имеющей пару ручек по бокам. Благодаря этой каретке, стальные плечи арбалета взводились всегда равномерно, обеспечивая максимальную точность. Взводилась каретка двумя руками под действием техник усиления и укрепления (с упором в плечо деревянного приклада с глубоким круглым вырезом, препятствующим соскальзыванию), благодаря чему арбалет, не уступающий мощью осадному, взводился быстрее, чем легкий пехотный. Кроме того, каретка цепляла металлические цепочки, по бокам от ложи, приводящие в движение шестерни, вращающие деревянный барабан с выемками для болтов, вделанный в ложу, позволяющий сделать десять выстрелов, не отвлекаясь на перезарядку. После взведения арбалета каретку можно было просто отпустить, она возвращалась в исходное положение специальной металлической пружиной (зубья, вращающие барабанный механизм, при этом отклонялись назад на упругих стальных пластинках, что позволяло им легко перескакивать через звенья цепочек). Сверху к ложе арбалета крепилась трубка с парой стекол, на которую были нанесены руны, позволяющие рассмотреть цель на том расстоянии, на которое арбалет мог стрелять обычными стальными болтами для пехотных арбалетов. Посередине на трубку было насажено кольцо с дополнительной цепочкой рун. Вращая его и по-разному совмещая эти руны с рунами на трубке, можно было настроить прицел для стрельбы на разные расстояния.

Освоить стрельбу из арбалета оказалось удивительно просто. Равномерно взводимые плечи и хорошее оперение (а так же немалый вес) делали полет стальных болтов прямым и вполне предсказуемым, а техника укрепления позволяла сделать нужные мышцы твердыми и совершенно неподвижными в момент выстрела, так что тело тоже всегда вело себя однозначно. При этом бронзовая трубка прицела ограничивала поле зрения, позволяя однозначно выбрать точку попадания очередного болта. Кроме того, в случае необходимости, траекторию полета болтов можно было подправлять специальной техникой школы воздуха.

Таким образом, получалось, что воин-маг может вносить настоящее опустошение в ряды противника на большем расстоянии (причем ни доспехи, ни магическая защита его не спасут, особенно, если болты зачарованы), тратя не ману, а внутреннюю энергию и не слишком уставая при этом. Во многих ситуациях это давало огромное тактическое преимущество на поле боя, а учитывая, что скорость подобной стрельбы превосходила скорость стрельбы лучников, преимущество могло стать подавляющим даже без применения магии, и, несмотря на малое число таких стрелков.

Оставалось лишь отработать до автоматизма навыки быстрого взведения стальной проволоки-тетивы (удерживая арбалет в положении готовности к стрельбе) и перезарядки барабана с болтами, что я и проделал под присмотром учителя за достаточно короткое время, сменив меч и щит на арбалет во время основных тренировок. Сильно смущал разве что вес кожаной сумки на сотню болтов, крепившейся сзади одновременно к поясу и к перевязи меча для распределения веса, но когда я зачаровал ее так, как объяснил мне учитель, вес стал чувствоваться намного меньше, а по мере тренировок с новым грузом перестал ощущаться совсем. Еще какое-то время мне пришлось во время тренировок отрабатывать быструю смену оружия и переход к стрельбе от ближнего боя и применения магии. Благо, зачарованные плечи, тетива и весь механизм арбалета позволяли держать его постоянно натянутым и готовым к стрельбе, не отвлекаясь на подготовку, подобно солдатам с обычными арбалетами.

Когда необходимые навыки были полностью доведены до автоматизма, арбалет, висящий на кожаном ремне, прочно обосновался у меня за спиной во время основных тренировок (как и сумка с болтами на поясе) окончательно став их частью. Стрельба из арбалета по мишеням на стенах тренировочного зала не мешала постепенному освоению новых воинских техник и приемов, заклинаний и техник разных магических школ, позволяющему поддерживать параллельное развитие энергетики, благодаря чему я постепенно продвигался по знаниям и силе от сильного мага к магистру-универсалу.

Мое тело постепенно менялось под воздействием магической энергии, становясь с возрастом массивным и крепким, но сохраняя при этом гибкость, скорость и ловкость, которые тоже росли с ростом воинского мастерства. Время от времени мне приходилось переделывать доспехи, чем я с удовольствием пользовался, чтобы обработать их всеми возможными способами и зачаровать, используя возросшее мастерство в разных магических ремеслах, всегда дававших мне своеобразный но очень эффективный отдых после основных тренировок так же, как тренировки помогали отдохнуть от занятий ремесленника. Мое прежнее оружие и снаряжение учитель с удовольствием продавал, зарабатывая на этом все больше и больше денег, как и на всем остальном, что я делал, совершенствуясь, как маг-ремесленник.

В результате мой разум, человеческое тело и энергетика совершенствовались одновременно и в полной мере, к чему я собственно и стремился, желая стать магом, и я был совершенно доволен своей жизнью, зная, что, со временем, достигну уровня своего учителя и, возможно, превзойду его, не используя возможности своей истинной сущности. При этом, даже в человеческом облике, ни немощь, ни смерть, мне не грозили (как и большинство болезней), благодаря постоянному развитию энергетики, даже не считая возможностей магии жизни.

Единственным, что все же грозило серьезными неприятностями, была большая война, ведь сколько ни развивай воинское мастерство, применение техник и приемов, и боевое применение магии, в большой битве все равно есть вероятность погибнуть, оказавшись в окружении достаточно сильных врагов, которые задавят числом; или просто по стечению обстоятельств. Это тоже не грозит мне смертью – меня спасет моя истинная сущность, уничтожить которую очень сложно даже по меркам существ хаоса. Но гибель человеческого облика, в лучшем случае, будет означать, что придется начать все сначала, выждав какое-то время. А то и вовсе покинуть родной мир, в котором я вырос и уже успел много узнать о нем, став значимой его частью и найдя свое место в нем на достаточно долгое время.

К счастью, даже представить себе поражение сразу нескольких легионов, охраняющих границу империи, достаточно сложно, учитывая военный потенциал противостоящих им врагов. Единственной причиной подобной катастрофы могли стать разве что плохие дороги, не позволяющие быстро распределять подкрепления между разными участками границы.

Каждый имперский легион это две тысячи имперской пехоты, обученной использовать тяжелые полуцилиндрические щиты и тяжелые копья-пилумы; тысяча арбалетчиков, пол тысячи конных латников, обоз с осадными орудиями (вполне способными защищать полевой лагерь с временными укреплениями), приданные легиону маги, священники и святые паладины – получившие свой воинский титул не от сюзерена-аристократа, как рыцари, или от императора, как обычные паладины, а от иерархов имперской церкви.

Святые паладины с детства обучаются искусству воинов и не хуже рыцарей владеют воинским мастерством, техниками и приемами применения внутренней энергии. Они воспитываются в монастырях имперской церкви, куда их отдают родители (обычно это бастарды, или младшие сыновья аристократов) и считаются элитой среди монахов-воинов церкви. Их религиозное воспитание и фанатичная вера позволяют святым паладинам использовать божественную магию подобно священникам, но они не настолько зависимы от силы молитв, хотя способны приобщиться к ней во время богослужения, -- обычно им хватает собственных молитв и связи с богом, чтобы применять в сражении дарованную им силу, направленную, прежде всего, на уничтожение вражеских магов и жрецов и защиту от их магии.

Священники в составе легиона тоже могут многое, особенно если позади боевых порядков развернуто походное святилище. Их молитвы способны поддерживать как паладинов, так и простых солдат, снимая усталость, даруя силу и исцеляя не слишком серьезные раны и травмы прямо во время боя, если силу общей литургии направляет достаточно умелый и верующий священник. Так же священники способны создавать магические барьеры (защищающие как от враждебной магии, так и от обычных атак вроде обстрела, или снарядов метательных машин) на куда больших участках, чем святые паладины и маги. Кроме того, опытные священники, приданные легионам, способны творить чудеса исцеления во время полевой литургии, раз за разом посылая простых воинов в бой даже после смертельных ран, если их сумели донести до полевого святилища. Но, пожалуй, самая важная помощь священников легиону – непрерывное восстановление внутренней энергии у воинов, у которых она достигла определенного уровня. Учитывая, что именно они были главной силой легиона, а техники применения внутренней энергии были их главным оружием – это делало легион практически непобедимым на время полевой литургии. Лишь имея в своем распоряжении нечто подобное, или затянув сражение настолько, чтобы истощить силы священников, враг мог на что-то рассчитывать.

Латная конница легионов набиралась в основном, как и святые паладины, из младших сыновей аристократов, так что конные легионеры не многим уступали выучкой рыцарям. Последние тоже нередко шли служить в легионы, не найдя себе достойного места в армиях аристократов. Поэтому фланги пешей стены легионеров всегда были хорошо защищены, а стремительные атаки латной конницы в тыл противника не раз решали исход сражений.

Кроме основных легионов, охраняющих границу империи, существовало несколько внутренних. Они стояли в самых крупных городах, получивших статус имперских, и носили их имена. Такие города не имели сюзерена среди аристократов. Их бургомистры подчинялись напрямую имперскому казначейству. Имперские города были достаточно велики, чтобы в обычное время услуги внутренних легионов были востребованы в качестве стражи вместе с обычными стражниками, которые защищали город, если легион уходил. А городская казна была достаточно богата, чтобы содержать легион.

Внутренние легионы были резервом, на случай, если легион на границе затребует подкрепления, через приданных ему священников, способных общаться со своими собратьями посредством божественной магии. Кроме того, такие легионы были карающей десницей империи на случай мятежей аристократов, или просто затянувшихся междоусобных войн, которые приносили чрезмерный убыток империи. Главным и самым известным из внутренних был столичный легион, составляющий основу стражи крупнейшего города империи. Чаще его называли имперским, -- его легатом считался сам император. Наряду с императорской гвардией этот легион был личной военной силой правителя, а столица – его личной крепостью. Бастионы древнего города были столь мощными а продовольственные, оружейные и прочие военные склады столь обширными, что даже имея лишь один легион и гвардию (числом в тысячу отборных бойцов) император мог не опасаться даже объединенного мятежа всех аристократов страны.

В свою очередь императорская гвардия набиралась только из паладинов и рыцарей, присягнувших лично императору. Уже пройдя жесткий отбор, они продолжали тренироваться на высшем уровне воинского мастерства и в применении техник, как и в обычном боевом мастерстве, сравниться с ними могли разве что святые паладины. Обычно императорская гвардия служила основным аргументом войск императора в противостоянии с рыцарской конницей аристократов. Но она могла стать так же и последним аргументом правителя, случись взбунтоваться столичной страже и имперскому легиону: крепостные стены императорского дворца вполне позволяли отбить их совместную атаку, лишив желания продолжить бунт.

Естественно, помимо гвардии, стражи и имперского легиона, в столице имелась своя гильдия магов, которая с момента основания империи подчинялась лично императору. Самая крупная и сильная в империи, она сама по себе могла оборонять город почти от любого противника. В случае внутреннего мятежа маги всегда отступали за дворцовые стены и присоединялись к гвардейцам, обороняя их. Недаром столичный магический квартал расположен возле самых ворот этой – последней твердыни.

Кроме магов были в городе и святые паладины. В квартале, расположенном напротив квартала магов, -- в конце главной улицы, начинающейся от его ворот, стоит массивное здание собора: резиденции архиклирика и главной церкви империи. Массивные стены собора не уступают крепостным. Высокие стрельчатые окна больше похожи на бойницы. А многочисленные нефы, пристройки и обширные подземелья скрывают немалых размеров монастырь. В нем постоянно живет тысяча святых паладинов, подчиненных лично архиклирику, соответствующая их числу (по монастырским канонам) братия воинов-монахов, и сильнейшие священники империи, входящие в верховный клир церкви.

Эта огромная сила так же традиционно подчинена императору и при необходимости защищает столицу, или императорский дворец. Или, в случае крайней нужды уходит на помощь пограничным, либо внутренним легионам. Однако, во многих вопросах слово архиклирика выше чем слово императора, или грандмастера гильдии магов, ведь оба они – сыны веры и церкви, а она подчинена лишь богу. Очень редко находятся те, кто рискует в этом усомниться, ведь на них вместе с силой легионов готова обрушится братия воинов-монахов из множества монастырей, разбросанных по всей стране. Монахами становятся, в основном, дети простолюдинов, которых родители не в состоянии прокормить до совершеннолетия. Простолюдин не может стать рыцарем, но ничто не мешает монаху-воину получить титул святого паладина, если он преуспеет в изучении воинского искусства и применении внутренней энергии, а его вера достигнет нужной чистоты. По воинскому мастерству обычный воин-монах примерно равен среднему наемнику, но они все же владеют простейшими техниками применения внутренней энергии, а их вера позволяет применять кое-что из божественной магии, пусть гораздо меньше и слабее святых паладинов, которые есть в каждом монастыре и всегда готовы поддержать в бою священников и монахов. Именно монастыри – главная сила церкви и внутренняя сила империи на случай вторжения внешних врагов, или сильной нечисти, изгнанной за границы силами церкви и имперских легионов.

Кроме прочих пристроек в соборе существует лечебница. Священники, паладины и даже монахи, сведущие в целительстве, не любят работать бесплатно, но решающим аргументом в оказании помощи тому, или иному страдальцу служат все же не деньги, а каноны веры и собственная вера просящего и его ценность для церкви, которую рождает эта вера. Помимо лечебницы те, кто не рискует идти в самый богатый район, могут рассчитывать на услуги слабых магов жизни, ставших целителями. В столице их достаточно много и берут они различную плату в зависимости от своего мастерства, знаний и магической силы. За чем достаточно строго следит столичная гильдия магов. Кроме того, бедным, но верующим людям могут помочь священники и другие служители церквей, которых в столице достаточно много. В их распоряжении нет такой энергии молитв, как в соборе, но для обычного лечения энергии церквей вполне хватает.

Особенно важны лечебница собора и городские церкви в случае осады столицы. Они позволяют в кратчайшие сроки возвращать в строй защитников стен, объединяя усилия с магами жизни и городскими целителями. Кроме того, собор и церкви своей совместной силой способны создать защитный купол-барьер над столицей, и тут важно то, что в создании и укреплении этой защиты могут принять активное участие большинство тех, кто не способен встать на стены и как-то помочь защитникам. Учитывая, что священники при этом способны творить все то же самое, что и священники легиона во время полевой литургии, но в грандиозной силе и масштабе (особенно учитывая веру архиклирика и его мастерство в дарованной богом магии), взять огромный молящийся город практически невозможно. Тем более, что он есть центр веры в бога-покровителя империи, и этот бог защитит его прежде всего.

Еще одна военная сила империи это аристократы: от герцогов, которым принадлежат провинции, и графов, управляющих их частями под властью герцогов, до не слишком родовитых и небогатых баронов (или, напротив, -- родовитых, но бедных), которым принадлежат одна, или две-три деревни на землях аристократа чуть более высокого ранга. Герцоги и графы по своей воле могут собирать целые армии, призывая своих вассалов, ведущих собственные отряды, и сзывающих своих подданных, которые тоже не идут воевать в одиночку.

Даже самый бедный и захудалый барон владеет замком, который очень старается содержать в обороноспособном состоянии, даже если ему принадлежит всего одна деревня, лежащая у стен замка, и та земля, которую способны обработать живущие в ней крестьяне. В замке имеется отряд латников, способных сражаться как на замковых стенах, так и в пешем строю, или верхом; замковый маг: чаще всего – маг-универсал, занимающий одну из башен замка; и священник замковой церкви, а это, само по себе уже немалая сила. В случае нападения на земли такого барона (кого-то из соседей аристократов, которые всегда не прочь ограбить более слабых) жители замковой деревни (или всех деревень баронства, если их все же несколько) прячутся под защиту замковых стен, получают со складов замка простейшие доспехи из кожи, кое-где прикрытой металлом, шлемы, деревянные щиты, окованные металлом и простейшее оружие с которым можно совладать без тренировок: копья, палицы, кистени с шипастым шаром на цепи, прикрепленной к деревянной ручке; и, естественно, арбалеты (главное оружие при отражении осады), -- становясь главными защитниками стен, которыми командуют латники замковой стражи под руководством своего капитана.

Обычные латники стражи из бедных баронских замков сильно проигрывают рыцарям, но это профессиональные, хорошо обученные воины, посвящающие свое время тренировкам в воинском мастерстве. Если барон не столь беден, то, как минимум, капитан замковой стражи имеет звание рыцаря. Оно может быть даровано самим хозяином замка, но только после того, как он должным образом обучит будущего рыцаря воинскому мастерству. К тому же, сам барон и его сыновья, прежде всего, -- рыцари, а значит немалая сила.

В замке побогаче может быть несколько рыцарей, получивших свое воинское звание от хозяина замка, или присягнувших ему на верность. Подобные баронские дружины и отряды более крупных феодалов постоянно воюют между собой за воинский престиж, власть, земли и доходы с них. Это несет империи убытки, но, в то же время, служит гарантией, что армия аристократов, созванная императором будет умелой и опытной, и сможет стать подмогой пограничным, или внутренним легионам, если в том возникнет нужда.

В армиях аристократов главная сила – это рыцарь в доспехах, на закованной в броню лошади; либо отряд рыцарей под командованием аристократа. Пехоты в них почти нет, не считая отрядов арбалетчиков и легких копейщиков, которые приводят с собой аристократы побогаче слабых и бедных баронов. Зато армия аристократов за долгую историю империи научилась отлично взаимодействовать с легионами, дополняя их пехотный строй силой удара конной рыцарской лавы. А маги и священники на службе аристократов поддерживают их так же, как приданные маги и священники поддерживают легионы. Им не хватает слаженности, свойственной магам и священникам легионов, и их силы (сильные маги и священники служат только сильнейшим из аристократов), зато их много и они умеют компенсировать недостаток качества количеством, оттачивая это мастерство в междуусобицах сильных аристократов, тем более, что убивать магов (и уж тем более – священников) в таких локальных войнах не принято и они погибают лишь случайно.

Все аристократы: от небогатых баронов, до графов и герцогов, -- часто нанимают отряды наемников, если им становиться заранее известно о нападении кого-то из соседей, и они знают, что не смогут защитить свои земли (или хотя бы отбить нападение на замок) своими силами; или если, готовя нападение, аристократ решает потратить золото на наемников ради победы над более сильным соседом. При этом существует очень старый имперский закон, гласящий, что, если соседи-аристократы, или те же наемники, покусятся на земли и замок того, кто ушел со своими людьми на войну по призыву своего сюзерена, -- они будут жестоко наказаны, не считая выплаты компенсации пострадавшему аристократу. Поэтому имперские легионы всегда могут рассчитывать на подмогу латной рыцарской конницы, благодаря междуусобным стычкам сохраняющей свое мастерство, несмотря на мир в масштабах самой империи.

Хотя в отряд наемников примут любого, кто согласен рисковать жизнью за достаточно высокую плату и отдавать все силы и время воинским тренировкам, наемники в империи – вполне организованная сила. Отряды, от самых мелких – в несколько десятков, до полноценных наемных армий, именуемых кампаниями, объединяет гильдия (так же, как ремесленников, или магов). Главное отделение гильдии наемников находится в столице, поэтому самые известные и сильные отряды нередко квартируют в столице в ожидании выгодных заказов, принося доход городу и находясь под рукой у императора и тех аристократов, на которых опирается власть нынешнего правителя (как правило, они предпочитают жить в столице – в императорском дворце, или собственных поместьях в самом богатом раене).

Грандмастер гильдии наемников с давних времен подчиняется императору. Поэтому, несмотря на то, что все богатые и знатные аристократы содержат на постоянной службе отряды и кампании наемников, они могут разом потерять их поддержку, если пойдут против воли императора. Точно так же, не смотря на то, что наемники вольны выбирать когда и кому служить, в случае серьезных проблем на границе, или внутри империи, они могут получить приказ присоединится к легионам и отрядам аристократов, посланных их решить. Существует система оплаты подобного государственного найма, и цена всегда выше средней на рынке услуг наемников, но оплата может производиться частями в течении долгого времени, что позволяет имперской казне выдержать столь большие траты.

Общая мощь разнообразной военной силы, подчиняющейся императору, столь велика, что угрожать империи в пределах этого мира не может ничто. Прежде серьезной угрозой были нашествия нежити (поднимаемой некромантами не подчиненными гильдии), нашествия демонов из планов, созданных в хаосе, окружающем этот мир, эмоциями и страхами его жителей, и человеческие культы, поклоняющиеся демонам разных планов (собственно они и создавали в прошлом нашествия демонов). Однако объединенные силы церкви и гильдии магов (в которой состоит немало умелых демонологов и некромантов, предпочитающих спокойную жизнь на стороне империи) давно выбросили все это за границы империи. Важнее всего было то, что покровительство бога позволяло даже самым слабым священникам и монахам ощущать присутствие нежити и демонических тварей, а главное – демонопоклонников. Наличие церкви, монастыря, или даже просто походного алтаря, освященного должным образом, сильно обостряло это чутье, и куда больше расширяло его границы. Поэтому главное преимущество и защита таких культов – скрытность, исчезло, и они были уничтожены, либо изгнаны.

За границами империи им тоже не давали разгуляться: там были свои маги, боги и их жрецы. Действовали они не столь слажено и успешно, и устранить угрозу не могли, но она оставалась привычным злом, не несущим серьезной опасности, как было прежде и в самой империи, -- ослабляя ее противников и снижая угрозу на границе. Но, даже если к границам выходили демоны, или нежить, с ними было кому сражаться помимо сильнейших магов империи и их подмастерьев. Военная мощь империи, ее стойкость, как единого механизма, и способность сдерживать саму себя, не теряя при этом силу, обещали мне вполне спокойную жизнь в принятом мною облике, сколь бы долгой она ни была.

Киев, 05.01.2021

---

• Рассказ основан на книге Владислава Бобкова "Чернокнижник. Неистовый маг"